Привет. Меня зовут Василий К.

1. Разграничение понятий «Василий К.», «Отец Василий» и «Упрощённые».

Я даже не могу утверждать, что мне это кажется – я уверен, что нас со знаменитым К. связывает что-то огромное и значимое. Наверное, он мой прадедушка по отцовской линии. Или я просто был рядом с ним во время тех славных и трагических событий в окрестностях Замка, а Кафка, видимо, счёл мою роль слишком незначительной и недостойной описания… Или, скорее всего, моё участие не укладывалось в рамки его замысла, и был я, таким образом, вымаран из истории. Почему, вы думаете, роман не закончен? Игнорировать очевидное даже гениям под силу лишь до определенных пределов…

Как бы то ни было, я не в обиде. Слегка задевает лишь то, что очень немногие, кажется, понимают истинное значение великого подвига Землемера. А подвиг его заключался в том, что его борьба проходила под знаком Тотального Сомнения, и единственное, в чём он был последователен, упорен и уверен, так это в своей неуверенности. Что и позволяло ему ДЕЙСТВОВАТЬ. Он пытался одновременно и побороть систему, и приобщиться к ней, стать её частью.

Узнаёте себя? Не этим ли мы все занимаемся – каждый день, от первого дня до последнего? Только честно… Что, хотите сказать, что точно знаете, где окажетесь в результате следующего шага?

Он показал нам всем величие нашего каждодневного геройства – как великолепно на самом деле то, что мы, твари, ничтожнее микроскопичности, почти пригвождённые к месту и парализованные собственной неуверенностью, всё-таки делаем какие-то движения! Даже иногда сами движемся куда-то! И даже, возможно – только возможно – являемся причиной каких–то событий…

Я в определённой мере считаю себя скромным, но гордым продолжателем его дела. Мне, в общем–то, нечего сказать вам в частности и миру в целом, кроме признаний и описаний собственных несовершенств. В этом моя – и его – маленькая и честная сила. Надеюсь, это кому-то может помочь.

Вот, на горизонте замаячил Отец Василий.

Ну, обзывать его развратником тишины, как на Руси говорили во времена Лжедимитрия, не позволю – я всё-таки на самом отец. Но, старик, прости – тогда, в «Полигоне», я не поехал благословлять твою новорожденную дочь, так как в клерикальном смысле он, естественно, самозванец. Он такой же отец, какой Dr. Alban – доктор (он по образованию дантист). То есть вы, наверное, уже поняли, что он – не совсем я.

Из всех более-менее известных миру личностей больше всего он напоминает, наверное, Козьму Пруткова, с той разницей, что он не был создан искусственно, а появился, и продолжает появляться, сам. В основном, когда я забираюсь на сцену или когда наковыриваюсь до определенного градуса. Кроме того, Прутков, будучи артефактом, не был способен к самоиронии– понятно, времена далекие, о просвещённом постпостпостмодернистском маньеризме ещё никто и не мечтал…

То, что Отец Василий вещает со своих возвышений, реальных или воображаемых – это смесь проповеди и исповеди. Когда он уходит, в воздухе остаётся знак вопроса и смутное чувство «дежа вю».

Я не знаю, сколь долго он ещё будет со мной. И рок-н-ролл – это только одна из множества возможных форм, хоть и одна из самых вместительных. Те, кто считают её архаичной, попросту не ощущают и не осознают её вместительности. На данный момент я чувствую достаточно преданности гитарам, усилителям, барабанам, прямо направленному драйву, моему клетчатому пиджаку и всему такому прочему.

Упрощённые – это был первый эпитет, который пришёл мне в голову при знакомстве со шведским народом (где-то в конце 94-го). Во многом он до сих пор не потерял для меня актуальности. Мир, который видят они, возможно, проще и упорядоченней того, что видим мы. Точно, что менее запутан. Это позволяет им яснее видеть, что хорошо, а что плохо, и реагировать соответственно. Отсюда отсутствие ненужной, с их точки зрения, рефлексии. И это позволило им построить у себя то, что в практическом смысле называется «хорошая жизнь». Это же служит причиной тому, что частенько с ними невыносимо скучно – иногда кажется, что общаешься не с живым корявым пахучим человеком, а с персонажем из «Туманности Андромеды». Ладно, мне есть, за что ими восхищаться, есть и то, что меня в них раздражает – вернусь к этому позже.

2. Об альбоме

Я долго не говорил моим шведам, как будет называться наша совместная пластинка – боялся, обидятся… Сказал, наконец, когда начали делать обложку.

Совсем не обиделись и сочли, что название звучит неплохо и по-шведски.

Человек на обложке – Шут, или Дурак, из колоды Таро. Если суммировать большинство толкований – нечто вроде «блаженного всезнающего всесильного нуля»… Идёт, куда ему одному ведомо, не привязан ни к чему, кроме того, что несёт с собой. Собачка у ног – всякая суета житейская, досаждающая, но особо не мешающая.

Мы начали возиться с этим альбомом осенью 2000-го, и провозились до лета 2001-го. Я не знаю, какой вариант слышали вы – по разным причинам их, кажется, три – но изначально там было 23 песни. Да, я в курсе – как дебют и промо это безумие, но я совсем не ощущал его как промо и тем более как дебют.

Для меня это – некий манифест. Утверждение, что я прошёл какой-то отрезок пути – со всеми местами, где я бывал, всеми людьми, которых встречал, все мои находки и потери. Песни эти писались в разное время, от 1987 до 2001 – так я протянул нить в те времена, когда мой мир светился и пах гораздо ярче, чем сейчас. Это манифест моего отношения к рок-традиции, в которую вынужден был погрузиться(и слава Богу), когда несколько лет назад стал учить песни Боба Дилана, Нила Янга, Леонарда Коэна, и попутно английский, чтобы смочь играть по шведским кабакам. Мне хотелось, чтобы в плане саунда он мог бы быть записан когда угодно в промежутке где-то между 1968 и 20++… Наконец, это манифест нашего сотрудничества с Kürten, моей любимой шведской группой и самыми талантливыми музыкантами, что когда-либо играли мои песни.

Вот видите – вряд ли получилось бы втиснуть такое количество масштабного пафоса в меньше чем 23 песни…

Я сыграл почти все гитары на записи и помаленьку от всех остальных инструментов – например, в «Танцах для детей» явно требовался не умеющий играть барабанщик, и лучше меня с этим вряд ли кто-нибудь бы справился. Адам, который в live-ситуациях в этом проекте играет на гитаре, периодически отслушивал мои труды, а потом говорил: «это всё говно, не годится». Он же командовал сведением. Адам Перссон – такой человек, который почти всегда уверен в своей правоте, в чём он удивительным образом чаще всего бывает прав. Одна моя знакомая так назвала его и его подружку, Сару: «мудрые без опыта»… Давида я звал, когда надо было барабанить по-настоящему и когда требовался уровень гитаризма, превосходящий мой собственный (соло в «Я буду»). Вообще он из нас самый одарённый музыкально, а на барабанах играет, потому что больше некому. В профплане банда моей мечты – это Давид, расклонированный натрое. Мартин играл те аккорды на клавишных, которые надо нажимать больше, чем двумя пальцами, а иначе я сам справлялся. Ещё он записал бас в тех песнях, которые мы до этого играли живьём и которые он таким образом умудрился выучить.

Громкие инструменты записывались в нашей каморке, мой глас и акустические гитары – у меня дома, сводилось всё дома у Адама. Я до этого попытался сделать собственный микс, получилась какая-то каша. Кажется, самое важное качество хорошего звукорежиссёра – чувство меры.

Естественно, много спорили и ругались, в основном мы с Адамом. Я всё-таки не дал ему убрать всё, что он хотел убрать.

Затем они без меня выбрали те песни, которые, видимо, лучше других воспринимаются без знания русского, и соорудили компиляцию ”Vassily K. & The Kürtens”, я написал короткие разъяснилки по-английски, и получился типа продукт для местного использования. Потом я запихал в чемодан 50 копий полного варианта и поехал в Россию, где не был около четырёх лет.

Когда мы только начинали совместное музицирование, это было у нас вроде как inner joke – «вот, поедем поиграем в Питере и Москве…»

2001