Эти, в деревню вхожие исподтишка, с изнанки,
В детстве страшней казались, чем немецкие танки.
Танки пойдут в лобовую, рыча и не пряча рыла,
Эти же — под лопатку с выдохом сунут вилы.
Так мы подозревали, от больших до малых,
Но никогда их не видели, я даже не рисовал их.
Зато приезжая утром, входя на крылечко,
Мы находили замок накинутым на колечко.
В самом же доме все
оставалось, как прежде:
В красном углу, в инструменте, в погребе и в одежде.
Кто мог из леса ночью прийти? Вряд ли покойник.
Мертвец не положит ножика на подоконник.
Мне вечерами в окнах мерещились бледные лица
Тех, кто пугал меня больше мёртвых и фрицев.
И вот я представляю теперь, взрослый дядя,
Что стою снаружи избы, в эту комнату глядя.
Там светло и натоплено, здесь тьма и морось,
И сто прожитых лет с настоящею жизнью порознь.
Я неделю бежал, я держался края болота,
Я смотрел из тайги, как снуёт краснопёрая рота.
Гражданина начальника сделал истинным гражданином,
Он навек в лоно Родины лёг, напустивший в штанину.
С судьбой слоновьей, с душой мышиной,
Среди нас только маялся, а не жил он.
Так сопел, круша фарфоровые планиды,
Так потел. Благодари же за волю, гнида.
Никто из наших зла никому не сделал,
Это навет, невезение, случай, любовь, система.
Да и что тут сказать, если дело сошьют даже Богу,
Невзначай проводившему бабку через дорогу.
… Где ж ты, Боже, мне осталось форсировать реку.
И найти человека. И снова стать человеком.
Антон Бахарев
2019
